Мэтью вздохнул.
— Разумеется, этот план подслащен тем, что Дантон Идрис Фэлл или кто-то из его круга читает «Булавку», где Мэтью Корбетт замечен в связи с Альбионом, и после полуночи в «Трех Сестер» Фэлла может привести еще и надежда встретить того, кто ему действительно нужен?
— Как я и сказал… вы наживка в этом деле.
— Я был наживкой, — последовал незамедлительный ответ. — Если вы помните, ваш отец в настоящее время лежит с пулевым ранением в больнице, что, на самом деле, портит расклад вам обоим. Ваш отец разве хочет, чтобы вы последовали по стопам вашей матушки в могилу? Это самоубийственный план! В нем слишком много «если»!
— Это наш единственный шанс добраться до него.
— Нет тут никакого шанса! — воскликнул Мэтью. Затем, вздохнув, продолжил. — Хорошо, может, он даже показался бы там. Но пробиться сквозь его людей… подобраться к нему достаточно близко, чтобы убить его мечом… нет. Разве его люди не вооружены пистолетами? Вооружены. Это отчаянный план, и он кончится вашими смертями… если вам повезет, — Мэтью покачал головой, изумляясь глупости и одиозности того, что он только что услышал. — Ваш отец… он уповает на закон, но при этом сам стал убийцей! И если ваш план состоял в том, чтобы отдать Фэлла в руки закона, то почему же вы хотите просто прикончить его на улице Флинт? Разве не видите всей иронии? Ваш отец позволил Фэллу повредить его душу точно так же, как «Бархат» повреждает разум всех, кто его принимает!
Стивен вздохнул.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Я понимаю это четко. Но, как я уже говорил… Альбион родился на Кейбл-Стрит. Мой отец — и я — любили мою мать очень сильно. Она не была идеальной, но она всегда была для нас ангелом. Если задуматься о страданиях, причиной которых стал и продолжает становиться Фэлл… если задуматься обо всех ужасных мучительных смертях, об отчаянии, о предательствах, о темноте, которая уже окутала страну… разве это не стоит того? Не только любовь к умершей матери заставила меня пойти на это… дело в любви к родине, мы не желаем, чтобы она была уничтожена изнутри! — он посмотрел на своего собеседника через стол, в глазах стояли слезы пережитых мучений. — На что мы готовы ради любви, — хмыкнул он. — Иногда наши намерения сами по себе являются преступлениями… но если никто не посмеет ничего сделать… тогда все пропало. Неужели вы не видите?
— Я увидел вашу точку зрения и я хотел бы дать вам ответ, который вас устроит, но два человека — какими бы изобретательными они ни были — не могут в этом раскладе спасти даже самих себя, что уж говорить о целой стране, — печально вздохнул Мэтью. — Фэлл и другие, как он, всегда будут паразитировать на низменных человеческих инстинктах. И против этого нет защиты.
— Я бы сказал, что рассекающий удар клинком по горлу — отличный способ защиты, — покривился Стивен.
— Всегда найдется кто-то, кто встанет на его место. Вот, почему вашему отцу лучше служить Англии в роли судьи Арчера, а не мистического Альбиона.
Клерк уставился в свою пустую чашку. Он поднял глаза на унылый уличный пейзаж, и Мэтью мог с уверенностью сказать, что его молодой собеседник готов нести знамя этой битвы на своих плечах до конца.
— Вашему отцу лучше обратиться к констеблям и рассказать, что вам известно, — предложил Мэтью. — Ему стоит поделиться этой информацией с надлежащими властями.
— Надлежащие власти, — повторил Стивен с очевидной желчью. — Вы, что не понимаете, мы никому не можем доверять! Ни даже этому новому человеку, Лиллехорну. Вся верхушка руководства констеблей — куплена. Вся информация о Фэлле, которая просочится туда, будет сожжена до костей вместе с ее носителем, который «внезапно погибнет в несчастном случае». Вот, как поступят надлежащие власти, и это станет только началом, — Стивен поднял кулак, и Мэтью решил, что он собирается стукнуть им по столу, но затем, похоже, весь гнев улетучился из него, и кулак бессильно разжался, опустившись на столешницу.
— Заманить Фэлла на улицу Флинт и убить там… это единственный способ, который может сработать, — сказал он. — И теперь… я не могу сделать это в одиночку.
— И не пытайтесь, — протянул Мэтью настоятельным тоном. — Ваш отец нуждается в сыне, а не в очередном могильном камне.
— Я молюсь, чтобы и он сам вскоре не лежал под таким…
— В больнице он и ваша мать пользуются огромным уважением. Врачи сделают все возможное.
— Я знаю, — он все еще всматривался в серый пейзаж за окном, вглядывался в серый день. Затем тяжело вздохнул, силы оставили его. — Я должен вернуться в больницу и побыть с ним. А что будете делать вы?
— Уйду, — сказал Мэтью. — Пока еще не уверен, куда направлюсь.
— Я бы сказал, что нам жаль, что мы втянули вас во все это, но вы и без того были втянуты в махинации Фэлла еще до вашего прибытия в Англию.
— Это ведь и сделало меня для вас удобной наживкой, не так ли?
— Конечно. Когда вы вернетесь в колонии, вам стоит держать ухо востро. Если два человека не могут спасти страну, не могут они спасти и сборище маленьких стран, связанных торговлей, историей и обстоятельствами. Я полагаю, «Белый Бархат» скоро покажется и в Нью-Йорке.
— Возможно, вы правы.
— Я прав, — Стивен одарил Мэтью тонкой, холодной улыбкой. — Когда будете сидеть за столом и наблюдать за тем, как негодяи поднимают свои кружки с «Бархатом», вспомните этот разговор, потому что здесь у вас был шанс изменить будущее.
— Кстати, об этом, — сказал Мэтью. — Вы говорили своему отцу, что план еще может сработать. Почему вы так сказали, если уже пришли к столь плачевным выводам?
— Ему ведь нужно за что-то цепляться. Без этого он бы сдался и умер. Я люблю своего отца, как любил и свою мать, сэр. Я уверен, на моем месте вы поступили бы так же.
Мэтью не ответил, но он прекрасно знал, что этот молодой человек прав.
— Хорошего вам дня, — сказал Стивен. Он бросил на стол монеты за кофе и поднялся.
Мэтью посмотрел, как он встает из-за стола, затем надевает свой светло-серый плащ, плотнее запахивается в него и, борясь с храбрым ветром, покидает кофейню, после чего направляется на Кейбл-Стрит.
Некоторое время Мэтью сидел в одиночестве, раздумывая над услышанным. Наконец, он вернул в карман бумагу с вызовом для Профессора Фэлла, встал, накинул плащ с маской Альбиона, спрятанной внутри, приладил треуголку и двинулся вперед, навстречу своему будущему.
Глава двадцать седьмая
Мэтью обнаружил себя возле склада, на котором обитало Черноглазое Семейство.
Ветер дул с остервенением, небеса укутывали серые облака, походившие на толстый железный доспех. Некоторое время Мэтью ходил бесцельными кругами, когда покинул «Восходящее Солнце», хотя в этот день, казалось, солнце и не думало хоть когда-нибудь восходить. Молодой человек понимал, что ему нужно поспать. Он думал, что если удастся урвать хотя бы час или два сна, можно будет взглянуть на сложившуюся ситуацию более ясным, трезвым взглядом, и именно за этим он решил прийти сюда. Два часа поспать, а после этого можно было направиться в центр города, чтобы разыскать Гарднера Лиллехорна. С истинной досадой он подумал, что лучше бы Хадсон явился в Лондон без Берри. Что же теперь с этим делать?
На улице было тихо, тишину нарушал только непрекращающийся шум разъезжающих по дороге вагонов и повозок, который уже перерос в фоновый и незаметный гул. Мэтью начал подниматься по ступенькам к двери, которая была заколочена досками, как и окна.
Затем он увидел пятна крови под своими ботинками, и совершенно неожиданно холод пронзил его, как ледяной клинок.
Он толкнул вперед дверь, которая лишь казалась забитой досками…
… и попал на поле бойни.
Первое тело, которое попалось ему на глаза, когда-то звало себя Паули. Мальчик лежал в луже собственной крови и был едва узнаваем: лицо его превратилось в кровавое месиво. Сердце бешено заколотилось, Мэтью опустился на колени рядом с телом, пытаясь найти призраки жизни, но не нашел ни одного. Горло было перерезано, лицо полностью деформировалось от ударов, оба глаза были выколоты. На лбу виднелась еще одна глубокая рана, покрытая коркой запекшейся крови, что указывало на то, что убийство произошло несколько часов назад… эта рана на лбу имела форму перевернутого креста.